Археология под золотой маской

Клейн Л.С. Археология под золотой маской. Юность. 1967. № 7. С. 93–98.

СКОЛЬКО НУЖНО АРХЕОЛОГОВ?
Сколько нужно стране археологов? Есть много нераскопанных памятников и еще больше нерешенных археологических проблем. Число первых постепенно уменьшается, число вторых возрастает: каждая решенная проблема влечет за собой постановку нескольких новых.
Как археологу, мне хорошо знаком горький вкус слова «нехватка». Нам, археологам, всегда и всего не хватает: помещений, ассигнований, лимита бумаги, ставок, людей. А между тем современное общество не может игнорировать, бросить на произвол судьбы памятники древнейшей истории, отмахнуться от проблем исторической науки, связанных с этими памятниками. В то же время, как гражданину мне понятно, что одной археологией общество жить не может. Есть много других проблем и отраслей, в которые надо вкладывать средства, силы и разум.
Не будет большим преувеличением сказать, что все археологи Советского Союза знают друг друга в лицо. И уж, во всяком случае, — по фамилии. Практически это нетрудно: археологов у нас несколько сот человек. Средняя смертность среди них такая же, как и среди остального населения. Расширение археологических учреждений — дело редкое. Стало быть, ежегодных вакансий очень немного: обычно меньше дюжины.
Но пройдемся по средним школам. Наверняка в каждой из них и почти в каждом классе найдутся будущие археологи. Сосчитайте, сколько это выйдет по стране.
А теперь зайдем в приемную комиссию Ленинградского университета, который в отличие от других университетов имеет специализацию по археологии с первого курса. Самая длинная очередь тянется к столику с табличкой «археология». Здесь самый высокий конкурс — от 40 до 70 человек на место. Но почему по этому поводу бьет тревогу археолог, да еще преподаватель университета? Ему-то остается только радоваться такой популярности: самый высокий конкурс — это самые большие возможности для отбора наиболее талантливых!
Проблема не так проста.

КОТ В МЕШКЕ
Оставим в стороне те сотни абитуриентов, которые «не прошли», которые зря затратили время и силы и которых теперь ждет весьма болезненная перестройка — отказ от мечтаний, ломка психики, «опускание на землю». Займемся теми единицами, которые «прошли». Мне поручается группа первокурсников — 6 человек. Все настойчивые, трудолюбивые. Талантливые ли — неизвестно (этого вступительные экзамены не показывают, потом будет ясно), но, во всяком случае, способные: прошли такой конкурс, выдержали, прорвались! Но одних способностей, одного трудолюбия мало. Не всякий отличник годится в археологи. Нужна бездна самых различных человеческих качеств.
Качества эти такого свойства, что их никакие вступительные экзамены, никакие характеристики (обычно панегирические) не покажут. Выносливость, гипертрофированная (иначе не скажешь) терпеливость, сочетание неунывающего характера с осторожностью, умение за горами нудной черновой работы постоянно видеть основную цель и т.д. и т.п. Обладают ли они этими качествами, нам судить трудно. Каждый из них пока для нас — кот в мешке.
Пожалуй, сам абитуриент, плотно подумав, рассудил бы, обладает ли он необходимыми для археолога качествами. Но ведь для этого надо знать, что такое археология. А он не знает. Он бросается в археологию, по сути, вслепую.
С археологией близко знаком только Саша: он ленинградец, с детства состоял в археологических кружках — сначала в Эрмитаже, потом в университете. Мыл черепки, инвентаризировал находки, составлял картотеки. Для остальных археология — нечто туманное и розовое, сплошная романтика: экспедиции, жизнь в палатках, откапывание сокровищ, поиски утерянных городов… В сущности, профессия, которую они избрали, и для них — кот в мешке.
А дальше начинается учеба, работа и… отсев. Да еще какой отсев!

АРИФМЕТИКА
Первым уходит золотой медалист Андрей — он возвращается в свое Закарпатье: не оказалось нужного запаса здоровья, изнурительный труд археолога не для него. Из первой же экспедиции возвращается со скверным отзывом рижанин Валерий, это повторяется после второй экспедиции: срывы в дисциплине, неорганизован. И Валерия отчисляют с кафедры археологии. Выбивается из рабочей колеи Алла: домашние неурядицы, личные переживания оторвали от учебы, пошли прогулы занятий, а при таком напряженном учебном плане, как у археологов, нужен характер. А характер сдал. И вот Алла уже в академическом отпуске.
Демобилизованный воин Виталий ушел спокойно, не теряя веселого расположения духа. Он быстро разглядел, что археология ему не нужна, и тотчас перевелся на другую кафедру.
Долго раздумывал над своими возможностями и перспективами в науке основательный северянин, бывший кузнец Володя. Мучительно колебался, переживал. Наконец решился — и сменил профессию. Вероятно, он прав.
В итоге к третьему курсу из первоначальных шести человек в группе остался один — Саша, тот самый, который уже до поступления в университет хорошо знал, что такое археология как профессия.
Я выбрал наиболее яркий пример. Но он типичен.
Итак, и счастливцы, прорвавшиеся сквозь игольное ушко жестокого конкурса, оказались в большинстве не столь уж счастливы. Им также предстояла ломка жизненных установок, серьезный внутренний конфликт, утрата иллюзий.
Пострадали не только они, пострадала наша наука — она не получит через два года и ту скудную порцию новых кадров, на которую рассчитывала и которая ей так остро необходима.

ЧУЖИЕ МЕСТА
У проблемы есть и другая сторона. На первое из освободившихся мест была к середине первого курса принята тоненькая девушка Валя — тоже отличница, медалистка. Очень тихая, скромненькая, она, оставшись за бортом (не попала на археологию, пришлось обучаться истории), посещала лекции на кафедре археологии, «сверх программы» выполняла задания, сдавала зачеты — и добилась.
Это было на первом курсе. Места, которые освобождались на втором курсе, заполнить уже не так легко, позже — и вовсе невозможно. Те, кому они принадлежали по праву — как нашей Вале, — уже не могли бы нагнать курс.
Некоторые из них все же поступят. Вместе с шестеркой сдавал большелобый парень из Кузнецка — Игорь, завзятый турист, фотограф, музыкант и работяга. Не прошел, баллов не набрал (одна четверка затесалась) — его место занял кто-то из пятерых «временных». На следующий год Игорь сдавал снова — опять одного балла не хватило. Только на третий год прошел. Это еще что, вон Борис (теперь окончил, работает в Институте археологии Академии наук СССР) четыре раза поступал, а Марк — ныне сотрудник Эрмитажа — пять раз.
Трагедия не только в том, что пятеро потеряли зря время, задаром угробили свои силы, впустую затратили государственные средства, портили себе и другим нервы. Трагедия еще в том, что они занимали чужие места.

МНОГО ЛИ ПОМЕШАННЫХ?
Непомерная, превосходящая всякие разумные границы тяга молодежи в археологию характерна сейчас не только для нашей страны.
Еще сравнительно недавно англичанин Норткот Паркинсон в остроумной пародии «Подбор служащих, или принципы найма» рекомендовал следующим образом составленное объявление о найме археологов: «Требуется археолог с высоким ученым званием, готовый в течение 15 лет производить раскопки захоронений инков в Чертовой Помойке на Крокодиловой горе. Гарантируется получение дворянского титула или равноценного звания. Пенсия предусмотрена, но никем из живых доселе не востребована. Жалованье — 2 ООО фунтов в год…»
А далее Паркинсон анализирует этот текст: «В этом объявлении тщательно сбалансированы все положительные и отрицательные стороны. Нет нужды требовать, чтобы ученый был терпелив, вынослив, отважен и холост. Условия работы, указанные в объявлении, таковы, что все, не обладающие этими качествами, автоматически исключаются. Не обязательно настаивать, чтобы претенденты были помешаны на раскопках старых могил. На ваше объявление и так откликнутся одни помешанные. Желающих окажется не более трех: объявление сулит настолько низкую оплату, что двух из них это наверняка оттолкнет, но и в то же время обещанные награды достаточно почетны, чтобы привлечь третьего. В результате появится один-единственный кандидат. “Он сумасшедший, но это не имеет значения. Он как раз тот, кто нам нужен”.
Такие представления об археологии устарели.
Более осведомленные в обстановке и менее склонные к зубоскальству английские авторы поражаются невиданному наплыву масс молодежи в археологию и пытаются найти этому какое-то рациональное объяснение. Э. Бэкон констатирует: «В послевоенном мире археолог заменил собой в глазах публики рыцаря в доспехах, миссионера, первопроходца и охотника за орхидеями; он соперничает с космонавтом, оспаривая привилегию быть героем воображения мальчишек». Генеральный директор Би-би-си к этому добавляет: «Две вещи являются, по-видимому, наиболее популярными ��а телевидении: археология и скачки».
Многие недоумевают перед лицом того массового самозабвения, с которым повалила в археологию послевоенная молодежь: откуда это упорное стремление сделать археологию своей профессией, делом своей жизни?

НА ПОИСКИ ПРЕКРАСНЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
Я думаю, что если попытаться собрать в одном слове все, что властно влечет молодежь к археологии, все, что рождает эту повальную тягу к нашей профессии, то этим словом будет “романтика”.
Археология в глазах молодежи — не будем бояться этого слова — красивая специальность, незаурядная, изысканная, авантажная. Уже более 30 лет тому назад эту особую родственность археологии душевным потребностям молодежи чувствовал известный французский историк Анри Бер, который называл археологию «воинствующей историей». «Мы хотим, — восклицал Бер, — чтобы ежегодно в залах наших собраний читались доклады на тему о том, что я назвал бы смелым приключением, завидным приключением, великим приключением во имя науки. Поиски в пространстве, открытия в пространстве удваиваются вскрытием прошлого. В этом, бесспорно, заключается один из наиболее благородных способов использования сил духа и тела в их совокупности. Я желал бы, чтобы молодые люди пустились на поиски прекрасных приключений».
И молодые люди рвутся туда, куда зовет их Анри Бер, — вне зависимости от того, слышали они его призыв или нет.
Но ведь археологии всегда была присуща эта романтика, всегда в ней все дышало воздухом поисков, тайн и приключений. Что же изменилось, почему вдруг на этой приключенческой, романтической стороне археологии сконцентрировались помыслы и интересы молодежи, как никогда до сих пор?
В археологии в этом плане ничего не изменилось — изменилось вокруг.
Приключенческой романтики не стало больше в археологии — ее стало меньше в других отраслях науки, в других областях жизни. Африка и Бразилия цивилизуются и обзаводятся европейским комфортом; необитаемых островов почти не отыскать: неожиданностей для корабля стало меньше в море и воздухе. «Туризм, — говорит Бенгт Даниельсон, спутник Тура Хейердала, — … по сравнению с путешествиями, скажем, семнадцатого века, — это то же самое, что полный текст романа «Война и мир» и сокращенный его вариант, вышедший в США. Но сегодня туризм — самая естественная форма познания мира. Для путешествий же почти нет оснований. На картах мира нет белых пятен».
Романтика поисков неизвестного, наглядная романтика — не мысленных, а физических поисков, не абстрактного, а яркого, ощутимого неизвестного — сузилась до нескольких наук; в их числе — археология. Она предстает глазам молодежи в ореоле откровенно приключенческой романтики — не раз осмеянной в пародиях, всячески дискредитируемой удрученными родителями и тем не менее действующей на молодые сердца безотказно.

«НАИПЕРВЕЙШЕЕ С НАИБОЛЬШИМ»
Теперь я подхожу к самому трудному — к вопросу о том, насколько этот ореол и надежды, порождаемые им в сердцах молодежи, оправданны. К вопросу о том, что создает и питает этот ореол, — внутренние ли, естественные свойства самой археологии (и тогда он ее неотъемлемая часть) или какие-то внешние воздействия (и тогда он искусственное создание, навязанное археологии извне).
Откуда получает молодежь сведения об археологии, каков источник информации?
Ведь археология — не школьная наука, в средней школе не проходится. Экспедиции можно видеть не у каждого города и села. Основной источник сведений об археологии у широкой публики — это пресса. Молодежь знает об археологии то, что ей сообщают книги, журналы и газеты, а также радио, кино и телевидение. Археология в глазах молодежи имеет тот облик, который рисует пресса. Каков же этот облик и насколько он близок к оригиналу?
Несколько лет тому назад американский археолог Роберт Ашер задался целью обобщить представления, приобретаемые широкой публикой об археологии, используя журнальные подшивки за десять лет. Девиз, который проведен почти во всех статьях, Ашер формулирует так: «Наипервейшее с наибольшим». То есть предметом всех поисков и находок, попадающих на страницы прессы, является все необычное, все «самое-самое»: самые роскошные сокровища, самые могучие крепости, самые первые погребения, самые крупные кости. Блеск золота, сенсационность уникумов, эффектность раритетов — вот чем занимается археолог в глазах читателя.
Перелистайте наши массовые иллюстрированные журналы — «Огонек», «Неделю», «Вокруг света» и даже «Науку и жизнь» — и вы увидите принцип «наипервейшего с наибольшим» в полной красе: сверкание цветных каменьев на полихромных вкладках в разворот, захлебывающиеся репортажи о пещерах, подземельях и кладах, бесчисленные заголовки со словами «Тайна…», «Сокровище…», «Золото…», «Клад…», «Курганы…». Мне могут заметить: а ведь пишут такие очерки нередко сами археологи. Верно, пишут. И аз, грешный, повинен, не удержался. Так ведь войдите в наше положение.
Археология и охрана памятников — наше кровное дело, и есть в этом деле проблемы, о которых не говорить — кричать хочется. Пропаганда интереса и уважения к древностям — наш святой долг. Археолог с равным удовольствием напишет и о золоте скифских царей, и о кожаных башмаках-поршнях новгородцев, и об обломке глиняного горшка со стоянки неизвестного племени, и о кремневых ножах охотников за мамонтом. Но дай в массовую печать материал о золотых сокровищах, кладах — с руками оторвут, а вот насчет глиняных горшков скорее всего вежливо сообщат, что портфель редакции в настоящее время чрезвычайно загружен очень интересными материалами. О кладах и пещерах.
Да ведь и не в самом кладе зло — и о кладах можно написать по-разному! Зло в ограничении кладами, в любовании одними кладами, в том, что археология сводится к кладоискательству.

ЗОЛОТАЯ МАСКА
Если раскопано погребение с золотой маской, то золотое лицо на другой же день распишут почти все газеты мира. Таких погребений в мире найдено всего несколько (на Алтае, в Америке), они встречаются однажды на многие тысячи рядовых погребений, одному из сотен археологов. Но так как о рядовых газеты молчат, то у публики складывается представление, что каждый археолог каждый год имеет возможность смотреть в этот сияющий золотой лик.
Стоит ли разъяснять, что здесь перед нами не лицо археологии, а лишь великолепная улыбающаяся маска? И что в основном именно от нее исходит этот сияющий ореол?
С кем бы ни сравнивать археолога, но дальше всего он отстоит от «счастливчика», «рыцаря удачи». Современный археолог прежде всего труженик, а советский археолог трудится по всем нормам советского общества. Он не выуживает наугад, что даст земля, а решает определенную проблему и с этой целью систематически исследует определенный район или группу памятников. Он не ищет сокровищ, а изучает все, что окажется во вскрываемом памятнике, ибо значение находок для науки определяется не их материалом, редкостью или художественностью (что, однако, имеет значение для музейной экспозиции), а тем, что они дают для решения той или иной научной задачи. И невзрачный серый обломок горшка, похожий на плитку засохшей грязи, или каменный топор может ответить на вопрос не менее важный, чем те, на которые отвечают золотая гривна и мраморная статуя.
В этом смысле они равны перед наукой. А многие проблемы вообще не решаются с помощью отдельных находок — для их решения нужен учет связей, сочетания и взаиморасположения находок или статистика массового материала. И археолог неутомимо вычерчивает точнейшие планы, перебирает тысячи вариаций в сопоставлениях находок, подсчитывает горы черепков различного сорта…
Эта романтика, упоительная, колоссального накала, романтика логики и трудных побед, совершенно отсутствует в археологии золотой маски и, может быть, вовсе не подойдет тому, кто тянется к той романтике — легкой и красивой.

В ЧЕМ ПАФОС АРХЕОЛОГИИ
Обратимся к нашей издательской политике в отношении переводной литературы. Мы располагаем переводами нескольких хороших книг, среди которых на первом месте, конечно, великолепное произведение Керама «Боги, гробницы, ученые». Книга поистине чудесная, ее только запоем и читать. И мне вполне понятен восторг нашей маститой писательницы Мариэтты Шагинян, которая сетует: «Даже в предисловиях к массовым, широко популярным книгам ухитряемся мы наряду с похвалой отрицать то лучшее, что в них есть. Так, в предисловии к известной книге Керама «Боги, гробницы, ученые», этой песни песней археологии, которую сам автор назвал «романом археологии», говорится, что как раз самой археологии в ней читатель и не найдет… Да разве археология — это наука о том, как работать заступом? И в этом ее пафос?»
А между тем уважаемая писательница сердится напрасно: авторы предисловия правы. Книга Керама — мастерски сделанный репортаж о приключениях археологов, о сенсационных открытиях, о поисках и находках. В нем есть археологи, но нет археологии. Он строится вокруг археологии. И дело не в игнорировании приемов «работы заступом».
Археология, конечно, вовсе не сводится к науке о том, как работать заступом (хотя разделы об этом составляют в ней заметную часть — методику полевых исследований). Она вообще не сводится к полевым исследованиям — добыванию древностей. Археология как наука — это прежде всего совокупность проблем и методов их peшения, а также необходимые для этого материалы. Но все это у Керама почти начисто отсутствует. Там есть приключения и вообще биографии ученых, но это не основное в самой науке, и пафос ее не в этом.
Пафос археологии как науки, на мой взгляд, гораздо удачнее передан в книге другого немецкого автора (на сей раз археолога, а не журналиста), написанной, может быть, не столь эффектно, но очень живо и занимательно, несмотря на академическое название. Я имею в виду «Введение в археологию» Ю. Эггерса. Но эта книжка пока, к сожалению, не переведена на русский язык. К слову сказать, непереведенными остаются и многие книги, написанные в духе и стиле Керама и иной раз не уступающие Кераму в занимательности. Зато переведена и снабжена хвалебным предисловием ужасающе нудная книжка западногерманского журналиста Э. Церена «Библейские холмы», наполненная поверхностными суждениями и ходульной патетикой. Но уж это и вовсе не пафос археологии…

ТРУДНО ЛИ КОПАТЬ ЗИМОЙ?
Наконец, если мы обратимся к советской научно-популярной литературе, то найдем здесь книги, наиболее близко отвечающие задачам объективной информации общества об археологии как науке. За послевоенные годы советские археологи и писатели создали целую серию первоклассных книг, сочетающих живое изложение, занимательность с объективностью и научностью. Из этих изданий в первую очередь надо назвать небольшую книжечку археологов А.С. Амальрика и А.Л. Монгайта для школьников «Что такое археология», дающую всестороннее систематическое описание археологии как науки в сжатом очерке. Затем ставшие уже классикой «Глиняные книги» Л.А. Липина и А.М. Белова (востоковеда и журналиста), излагающие археологию Месопотамии более проблемно, чем Керам. И еще не успевшие стать классикой «Раскопки в «библейских» странах» И.А. Крывелева.
Целый ряд живо написанных очерков по отдельным проблемам археологии нашей страны содержится в популярных, уже переиздававшихся книгах писателей Р. Бершадского («Горизонты истории», в другом издании — «Две повести о тайнах истории») и «За семью печатями» Л. Успенского и К. Шнейдер. Есть у нас проблемные книги видных археологов, написанные для широкого читателя — в первую очередь выделяются, конечно, страстные сочинения члена-корреспондента Академии наук СССР С. П. Толстова. Есть, наконец, литература мемуарная, или, лучше сказать, автобиографическая (авторы, как правило, отнюдь не преклонного возраста), — это живые авторепортажи, или, не знаю, как их еще назвать, очерки об экспедициях, написанные самими археологами: «Приключений не будет» и «Меч в золотых ножнах» В. Берестова, «Дневная поверхность» Г. Федорова, «Время в песках» М. Земской.
Но вот что характерно: вся эта литература, за исключением книжки «Что такое археология», рассказывает почти исключительно о полевой археологии, о разведках и раскопках — точно так же, как и периодика. То есть, кроме одной книжки, вся эта литература полного, правильного представления о том, что же такое археология, не дает.
Она дает представление очень одностороннее, значит, неправильное.
У публики создается впечатление, что археологи копают круглый год — только и делают, что копают, копают… Абитуриенты, приходящие в университет, иной раз простодушно спрашивают, трудно ли копать в зимних условиях. Очень удивляются, узнав, что раскопки занимают у археолога обычно не больше полутора-двух месяцев в году. Ну, еще месяц уходит на интенсивную подготовку экспедиции, месяц-два — на обработку материалов и составление отчета. Еще месяц — отпуск (теоретически это так). Остается по крайней мере шесть-семь месяцев, а ведь надо еще учесть, что многие археологи ездят в экспедиции не каждый год. Спрашивается: что же делает археолог остальное время?
Отвечаем: занимается археологией.

ЧЕМ СЛАВЕН КОРОЛЬ?
Археология и раньше не сводилась к работе в экспедициях. Более того, ряд крупнейших археологов прославился вовсе не своими экспедициями, не сенсационными раскопками. Все археологи знают имя шведа Оскара Монтелиуса — его называют «королем археологии». Но вряд ли даже очень квалифицированный археолог припомнит, а что же, собственно, раскопал Монтелиус и копал ли он вообще. Он прославился другим: изобрел типологический метод изучения древностей, детально разработал хронологию неолита, бронзового века и железного века Европы. В то же время самые знаменитые раскопки, известные даже далеким от археологии людям, провел не профессиональный археолог, а дилетант, любитель Шлиман.
Что уж говорить о современном положении! Эра «сидячих исследователей» наступила не только в географии — она все больше проявляется и в археологии.
Итак, тот, кто собирается посвятить свою жизнь археологии, должен готовить себя к одному-двум месяцам экспедиции (в которой, кстати, кроме романтики, есть еще финансы, организация питания, техника безопасности, документация, работа с людьми, поддержание трудовой дисциплины и многое другое), примерно двум месяцам камеральной работы (мытье керамики, консервация, реставрация, инвентаризация, — а у археолога — сотрудника музея эти виды труда составят наибольшую долю) и к шести-семи месяцам кабинетной работы (составление картотек, бесконечные поиски аналогий в книгах, регулярный просмотр весьма объемистой иностранной литературы на нескольких языках, вычерчивание схем, составление таблиц, расчеты, вычисления, размышления). Таковы примерные пропорции в бюджете времени современного археолога.
Как не похожи они на соотношения в археологии популярных книг!

КОНЕЧНО, ТАК ЗАМАНЧИВ…
Все журналы сейчас охватила мода на технические новшества археологии. Просто черепки не устраивают — надо, чтобы они побывали в атомном котле. Греческая амфора не интересует, если она не послужила для термомагнитных измерений. Археология должна быть подана читателю непременно с приправой из радиоактивного изотопа углерода Си — иначе не идет: слишком пресно. Если собрать воедино все, что печатается о методах археологических исследований, то получится, что археология вовсе и не гуманитарная наука: все в ней наполнено физикой, химией, биологией, техникой.
Конечно, заманчиво привлечь читателя новинками, ввести его в курс модернизации науки, приоткрыть перспективы связей наук. Но знайте же и меру! Скверно, когда за этими эффектными, но вспомогательными средствами забывается то, что за 50 лет развития нашей советской археологической науки стало для нас самым в ней основным, — ее социологическая направленность, ее гуманитарные методы, ее сущность как исторической науки — познание исторических закономерностей через археологический материал. У нее же для этого есть свои собственные методы — старые и новые. Где вы о них прочтете?

ИДЕАЛЬНЫЙ АРХЕОЛОГ
Мы часто спрашиваем поступающих в университет на нашу кафедру, какими качествами, по их мнению, должен обладать археолог (предполагается, что Эти качества они в себе находят — иначе не решились бы к нам прийти).
Как правило, отвечают: любовь к истории, физическая выносливость, прочные знания. Но почти все это было у каждого из тех пятерых, кто ушел «в отсев». Оказалось, что этого недостаточно.
Предложенные мной поправки к литературному образу археолога могут дать некоторое представление о том, каких еще качеств наша профессия требует от человека.
Надеюсь, из сказанного ясно, что археологу необходимо обладать не просто большой работоспособностью и трудолюбием, а бесконечным терпением и выдержкой, чтобы после месяца тщетного перебирания пустой земли не махнуть рукой на тщательность проверки и не упустить ту бусинку, которая все решит, и чтобы, описав десять тысяч почти одинаковых кремешков, не сбиться на десять тысяч первом и не пасть духом, вспомнив, что впереди еще девяносто тысяч.
И, надеюсь, ясно, что археологу нужны твердый характер и организационные способности, умение создать себе авторитет, нужны инициативность, оборотистость (ведь ему придется руководить отрядами и экспедициями), организованность, дисциплинированность, самообладание (ведь ему — а на первых порах особенно — придется не только руководить…).
И никак не обойтись без знания иностранных языков: древние племена и народности размещались и перемещались без учета будущих государственных границ, — изучать их, читая только экспедиционные отчеты своих соотечественников, невозможно.
И все же сказано здесь о настоящей археологии — той, которая под маской, — очень немногое, и если перечислять все ее требования к человеку, то надо писать еще одну статью размером не меньше, а больше этой.
Ограничусь лишь несколькими из оставшихся требований.
Археолог должен быть безукоризненно честным — не просто в том смысле, что не присвоит себе найденные ценности (об этом и упоминать незачем), а в том смысле, что не поддастся искушению видеть то, что хочется видеть; сумеет увидеть, осознать и зафиксировать также и те факты, которые ему не нравятся, которые говорят против сложившейся у него (а может быть, уже и обнародованной им) гипотезы. Ведь в развороченной земле все так нечетко, все еле-еле, а в археологии повторить исследование — вторично раскопать городище или курган — невозможно, проверить вывод чрезвычайно сложно. Это самое трудное — быть честным в мыслях перед самим собой.
Археолог немыслим без общего культурного развития, без широкого кругозора — как потому, что без этого не ухватить проблемы, волнующие общество, на которые его наука могла бы дать ответ, так и потому, что сами его материалы способны поставить перед ним любые вопросы, обратить его к самым разным сторонам человеческой жизни — хозяйству, быту, демографии, идеологии — и к любым другим отраслям — от физики до папирологии, от астрономии до хореографии.
Из качеств исследователя — тех, что в совокупности образуют талант ученого, — археологу необходимы острая наблюдательность (особенно в поле — при разведках и раскопках), живое воображение (по деталям и обломкам мысленно реконструировать целое), комбинаторная способность ума (избрать из тысяч предметов нужный, заметить подспудные связи между явлениями, скрытые, ускользающие, не лежащие на поверхности), зрительная память (для работы с аналогиями), логичность и последовательность в аргументации и классификации.
Очень желательна высокая культура устной и письменной речи: ведь продукция археолога — это доклады и печатные публикации, не говоря уже о неизбежности научных дискуссий (надо уметь защищать свои взгляды, не то уступишь худшим взглядам, лучше изложенным). Неплохо еще, если претендент в археологи хорошо чертит и рисует.

ЕСТЬ ЛИ ТАКОЙ?
— Постойте! — может воскликнуть читатель. — Не слишком ли многого вы хотите?
Соединить столько положительных качеств в одном человеке просто невозможно. Ваш идеальный археолог — фигура нереальная. И скажите по совести, неужели все нынешние археологи обладают таким блестящим комплексом дарований?
И я буду загнан в тупик. Ответить, что обладают, — нескромно и вряд ли честно.
Ответить, что не обладают, — тогда вправе ли мы ставить такие требования стучащимся в нашу дверь?
Но прежде всего было бы лицемерием утверждать, что все современные археологи соответствуют требованиям профессии. Как и в каждом деле, среди нас есть те, кто безусловно на своем месте (в основном обладают необходимым набором качеств), и те, кто не вполне на месте (какие-то достоинства вывезли, искупая недостаток других), и, наконец, просто случайные люди — последних немного: им трудно долго удержаться в археологии.
Вполне очевидно, что наша задача при подборе кадров — всемерно способствовать привлечению первых, за неимением лучшего (скрепя сердце) допускать вторых и всячески препятствовать проникновению третьих.
Да, забыл еще одно необходимое качество: претендент должен быть безусловно бескорыстен (заработки не из самых высоких) и готов на длительное ожидание перед закрытой дверью: вакансии в рядах археологов открываются не только скупо, но и неравномерно.
— Ну, уж это через край! — возмутится читатель. — Если претендент, обладающий столь исключительным набором добродетелей, согласится на такие условия и не поищет чего-нибудь получше, то он просто сумасшедший!
Может быть. Но он именно тот, кто нам нужен.

ДВЕ РОМАНТИКИ
Я археолог, и естественно, что проблема «кота в мешке» при выборе профессии и подборе кадров волнует меня прежде всего постольку, поскольку она касается археологии. Но мне представляется, что эта проблема в целом значительно шире.
Есть небольшая группа профессий и специальностей, которые в представлении молодежи окружены романтическим ореолом, неудержимо привлекательным, но лишь частично зависящим от внутреннего собственного света самой этой профессии, а в большей мере существующего за счет искусственного освещения извне. От этого страдают и молодые люди, летящие, как мотыльки, на этот обманчивый свет, и сами эти профессии, собственный свет которых попросту гасят эти тучи ошибающихся и падающих на огонь мотыльков.
В то же время остаются в тени многие другие профессий, особенно массовые, очень нужные стране, несомненно, обладающие своей романтикой, только не столь наглядной и открытой. Может быть, правильнее будет сказать, что для пассивного потребителя, для искателя приключений ради приключений быстро отцветет и обесцветится самая наглядная и бьющая в глаза романтика таких профессий, как археология. А для активного преобразователя, борца и строителя, настоящего романтика по натуре, даже в самой, казалось бы, прозаической профессии вскроется своя романтика, если в этой профессии он сможет лучше всего применить свои способности, если он окажется там нужным человеком, найдет в ней себя.
Ибо настоящая, жизнеспособная и плодотворная романтика по природе одна — она там, где твое призвание.